«Мы жили искренне: любили друг друга». Об Александре Ширвиндте, его лучших друзьях и семье рассказывает Роксана Бабаян

19 июля исполнилось бы 90 лет самому ироничному, обаятельному и вальяжному актеру страны. О нем журналист MSK1.RU поговорила с известной эстрадной певицей, народной артисткой России Роксаной Бабаян, которая провела в близкой дружбе с Александром Анатольевичем лучшее время в жизни.

«…Я жизнь отдал чужим юбилеям. На вопрос, почему я не отмечаю свои, придумал ответ: "Я не мыслю себе юбилея, на котором юбиляра не поздравляли бы Ширвиндт и Державин"». (Из книги Александра Ширвиндта «Опережая некролог»).

Стоит набрать в поисковой строчке фамилию Ширвиндт, как сразу выдается вторая — Державин. Их дружбе 72 года, а творческому дуэту — 60 лет. Они познакомились, когда Шуре Ширвиндту было 12 лет, а Мише Державину — 10. Дружили их родители, а семьи жили по соседству в арбатских переулках. Семья Державиных — в доме, где и сейчас располагается Театральное училище имени Щукина. Эту квартиру Державин так и не поменял на более просторную, в ней живет Роксана Бабаян — известная эстрадная певица, народная артистка России, большая любовь Михаила Михайловича, его жена и верная подруга Александра Ширвиндта.

— Миша любил Шуру, Шура любил Мишу и Тату — жену Наталью Николаевну, а потом в их тесном семейном кругу появилась я. Они были непростые ребята, но и я была личностью, — рассказывает Роксана Рубеновна. — И я легко и сразу полюбила и Шуру, и Тату, а они меня. Вот так в дружбе и нежности друг к другу мы и прожили много счастливых лет. При этом ни Александр Анатольевич, ни Михаил Михайлович не были сиамскими близнецами. У них и у Андрея была своя жизнь, свои важные дела. Но они не мыслили эту свою жизнь друг без друга. Могли легко по четыре дня не видеться, не разговаривать, но, когда встречались, было ощущение, что продолжают разговор и он не прерывался ни на минуту. Ширвиндт всегда был главным. Если что-то нужно было решить, Михаил Михайлович всегда настаивал: «Пусть Шура скажет». Его веское слово, кстати, и решило наши семейные отношения.

«…Всех своих будущих жен Державин приводил мне, и устраивались смотрины. Для этого случая лучше всего подходил мой знаменитый балкон. Так, в присутствии Гердта, Рязанова, Горина и Миронова впервые на балконе появилась Роксана. После испытательного срока, продолжавшегося весь вечер, я, посовещавшись с друзьями, отозвал Державина в сторону и сказал: "Будем брать"». (Из книги «Опережая некролог»).

— Да, так и было, — подтверждает Роксана Бабаян. — Они придирчиво меня разглядывали, потом мы с Шуриком немного поворковали, и он пошел говорить Мише, что обо мне думает. Думал хорошо. И это ширвиндтовское «Будем брать», очень много значило в нашей жизни. Он был на два года старше Михаила Михайловича, а в детстве, когда они познакомились, это была серьезная разница. Так и повелось — Шура старший, и он решает. И, если я, например, хотела посоветоваться по поводу концертов или гастролей, то Миша говорил: «Расскажи Шуре, пусть он скажет». И когда мои идеи одобрялись, то звучало его коронное: «Будем брать».

«…Усталость накапливается. Моральная, не говоря уже о физической. Я тут ночью не спал: коленка! Включаю телевизор. Идет фильм "Трое в лодке, не считая собаки". Как раз тот момент, когда мы гонимся за сомом. Я стою в лодке, на мне стоит Андрюшка Миронов, а на Андрюшке — Державин. Я думаю: но это же было!» (Из книги Александра Ширвиндта).

— А потом в дружеском дуэте Шуры и Миши появился третий — Андрюша Миронов. Они его так и звали «наш молодшенький», — рассказывает Роксана Бабаян. — Я видела взрослых, состоявшихся людей, которыe обожали друг друга. И это были люди высокого уровня, если так можно сказать. Их общение давало не только душевное тепло, но и обогащало эмоционально, интеллектуально. Андрюша имел возможность добывать редкие музыкальные пластинки, которые тут же тащил нам, раритетные книги, — да всё, что было, тут же становилось общим достоянием. Это была невероятная по уму, остроумию и творческой энергии компания. Каждый был уникально одарен, а когда объединялись, получалась атомная бомба.

«Периодически Андрюша сидел на диете. Меня тоже втягивали в эту авантюру. Как-то после гастролей в Киеве мы двумя семьями поехали отдыхать на Днепр под город Канев. Там был пустынный пляж из дюн, какой-то пансионат и огромный памятник Шевченко. Кроме памятника были наш 12-летний сын Миша и молодая жена Миронова актриса Катя Градова, которая категорически заявила, что мы все садимся на диету, гарантирующую похудание, и будем сидеть на ней до конца отдыха. Диета состояла из постоянного потребления сухого вина с незначительным количеством сыра. Голодные и пьяные мы валялись под Шевченко и с удивлением наблюдали, как наш сын Миша с Катей бодро и весело плещутся в Днепре. Всё это продолжалось до тех пор, пока наш сын не проболтался, что каждое утро после заплыва они с Катей короткими перебежками направляются в пансионатскую столовку и жрут по несколько порций макарон с тем же сыром. Скандал был страшный, диета закончилась, но до развода Андрюши с Катей дело тогда не дошло, он случился позже, уже, вероятно, на другой диете». (Из книги «Опережая некролог»).

— Конечно, мы старались всё свободное время проводить вместе,

хотя у каждого были съемки, гастроли, спектакли, у меня — концерты, конкурсы, у Таты — новые объекты, которые она как архитектор курировала от проекта до окончания строительства. Но как только появлялось время, мы проводили его вместе. К сожалению, Андрюши Миронова не стало очень рано, это была огромная трагедия для всех нас, особенно для Шуры и Миши, которые, можно сказать, осиротели.

«Гроссмейстером театральных розыгрышей был Михаил Михайлович Державин. Он постоянно "колол" Андрюшу Миронова. В Театре сатиры был спектакль "У времени в плену". Андрей играл главного героя, а Державин — очередного белогвардейца. Небольшой эпизод. Белогвардейцы входили, хотели насиловать какую-то комиссаршу в лице Тани Васильевой, а Андрюша не разрешал. Когда Мишка появлялся на сцене, то каждый раз происходило что-то неожиданное: или у него на носу вдруг возникала бородавка, или он снимал фуражку и оказывался абсолютно лысым, или еще что-то. Андрюшка сразу, говоря нашим театральным языком, терял серьёз и уходил за кулисы. Поэтому в дальнейшем перед этой сценой Андрюша за кулисами хватал Мишку и обсматривал его с ног до головы. И вот в очередной раз выходит Мишка, прошедший "таможенный досмотр". В театре есть понятие "крепе" — это волосы, которые наклеиваются, как усы, бакенбарды и бороды. Играют сцену — всё нормально. Мишка снимает фуражку — всё нормально. Андрюша спокоен. И вдруг Мишка расстегивает рубаху, а под ней — огромная копна волос, приклеенная к груди». (Из книги «Опережая некролог»).

«Наблюдаю сейчас массу браков прекрасных людей с огромными перепадами возраста. Дай им Бог, но я это не очень понимаю. Мне кажется, в этом есть какая-то патология. Важно иметь общие заботы, общие болезни и раздельное питание. Но и брачное долгожительство — тоже работа не из легких. Тут надо выстроить какую-то систему взаимоотношений. К 65 годам совместной жизни многое атрофируется, многое ужесточается, а многое стабилизируется. О том, что атрофируется и ужесточается, лучше не говорить, а тем, что стабилизируется, в качестве ликбеза могу поделиться. Юношеская романтика трансформируется в возрастную лирику». (Из книги «Опережая некролог»).

Со свей будущей женой Ширвиндт познакомился, как и с Михаилом Державиным, в детстве. Только это были уже старшие классы. Тата — Наталья Николаевна Белоусова — была соседкой семьи Ширвиндтов по подмосковной даче. Ее семья, в которой дедушка Владимир Семенов был главным архитектором Москвы, автором генерального плана развития столицы, держала корову. Молоко покупали для Шуры, который его обожал. А потом влюбился и в юную хозяйку буренки. Они встречались шесть лет, прежде чем пожениться. А через год в семье молодых актера и архитектора родился сын Миша. Естественно, названный в честь ближайшего друга семьи.

«Долгожители в нашей семье не только мы. Дача — моя ровесница, как стояла, так и стоит, только подпорки иногда меняются. На фоне нынешних особняков и вилл наш уютный сарай, конечно, теряется... Она под Истрой, в 55 километрах от Москвы. Весь поселок был заселен тремя родами немецких войск. В нашем Нагорном тупике жили эсэсовцы. На террасе нашей дачи была организована столовая для среднего командного состава. Здесь немцы стояли месяц — с середины ноября до середины декабря 1941 года. И тот удар, который вышиб их из Подмосковья, был настолько неожиданным, что они оставили всё недоеденным и недопитым на столе и забыли немецкую вилку. Она у нас сохранилась. В планах немцев было сжечь поселок, но они не успели. На участке остались три воронки. А когда отец Наталии Николаевны, Николай Павлович Белоусов, собирался посадить яблоню и копнул землю, то наткнулся на неразорвавшуюся авиационную бомбу. Она еще долго у нас лежала, мы ее перекатывали с места на место, когда она мешала играть в футбол. Потом кто-то увидел и ошалел: «Вы что..? Она в любой момент взорваться может!» Приехали саперы, чуть ли не выселили весь поселок и эту бомбу, как грудного ребенка, унесли». (Из книги «Опережая некролог»).

— Таточка, Наталья Николаевна, для меня родная и любимая, близкая и по эмоциям, и по духу. Очень интересный человек — талантливый архитектор, художник во всем, чудесная мама и бабушка. Я думаю, что долголетие их с Александром Анатольевичем семьи связано с тем, что они оба были самодостаточными, большими творческими личностями. Просто один на виду, а вторая занималась своим делом без публики, — говорит Роксана Бабаян. — Когда шесть лет назад умер Михаил Михайлович, Шура и Тата стали опорой для меня. В последнее время Миша много болел — такова жизнь взрослых людей. Он ушел слишком рано. Шура был крепче, но и его не стало в марте. Можно принять эти потери, но согласиться невозможно. Мы с Татой остались без них.

И Михаил Державин, и Александр Ширвиндт скончались от болезней сердечно-сосудистой системы.

— Актерская профессия, если относиться к ней серьезно, требует огромной внутренней работы, больших сил, эмоциональных затрат, — говорит Роксана Рубеновна. — Эта работа сильно изнашивает. И не имеет значения, что на сцене комедия, сил она может требовать даже больше, чем трагическая роль. Шура и Миша честно отдавали эмоции, свое здоровье. Это сейчас всё стало каким-то целлофановым: творческий человек должен развивать в себе качества, которые помогут ему быть коммерчески успешным. А мы жили искренне: любили друг друга, дело, которому посвятили жизнь. В этой искренности, ненадуманности, естественности и был секрет успеха и в дружбе, и в творчестве. Нам удалось создать очень гармоничный союз во многом благодаря Александру Анатольевичу Ширвиндту. Решая: «Будем брать», он выбирал для нас всех лучшее.

«…Я всегда завидую, когда выходят поджарые ребята и без всяких длинных речей произносят: "Служу России!" Я тоже говорю: "Смешу Россию!" …Я хочу, чтобы меня запомнили тем, кем я был, и настолько, насколько заслужил». (Из книги «Опережая некролог»).

• Студент Саниславский, «Приходите завтра»;

• Юзеф, «Майор Вихрь»;

• Феликс, «Еще раз про любовь»;

• Павлик, «Ирония судьбы, или с Легким паром»;

• майор Альфред, «Небесные ласточки»;

• Харрис, «Трое в лодке, не считая собаки»;

• Шурик, «Вокзал для двоих»;

• Аркадий, «Самая обаятельная и привлекательная»;

• Леонидо, «Миллион в брачной корзине»;

• Аркадий, «Бабник».